Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1 - Таша Истомахина

К обеду ситуация прояснилась. Торопясь на какую-то встречу и не попадая в рукава пальто, директор мимоходом представил мне человека:

– Таш Влдимирна, у нас новый сотрудник. Познакомьтесь – Савелий Палыч, программист. Оформите его на работу по совместительству и расскажите, что сотворили с программой.

– Это не я!

Посмотрев мельком на дядьку примерно моих лет, я отметила, что он не лоский, хотя одет прилично. Короткое пальто френч, из кармана которого торчит вязаная шапка, темно-коричневые вельветовые брюки, тяжелые ботинки цвета охры на шнурках. Мужчина снял пальто и повесил его на спинку стула. Поверх рубашки в мелкую полоску на нем был одет кардиган на пуговицах.

– Савелий Павлович…

– Извините, Таша Владимировна, мы можем сразу перейти на «ты»?

Я немного растерялась.

– Не думаю…

– Почему? Мы почти ровесники, и по статусу оба не начальники. По опыту знаю, что если сейчас этого не сделать, то потом будем «выкать» до самой пенсии.

– Для меня это трудно, – честно призналась я.

– Поначалу, конечно, будем сбиваться на официальное, но потом привыкнем. Зовите меня Савелием. И я очень не люблю свое короткое имя Сава. Уж очень оно отдает прошлым веком.

– Ладно, я попробую. Можете… есть с собой оригиналы документов? – я вздохнула, потому что это действительно было для меня нелегко. – А если «Савелий Павлович» и на «ты»?

Он улыбнулся одними глазами.

– Всё равно домострой.

Я сдалась.

– Давай, Савелий, свой паспорт.

Пока программист доставал документы, я разглядела его внимательней. Внешность у нового сотрудника была немного помятая, какая-то «потрепанная» жизнью. Среднего роста, жилистый, но не худой. Темные, негустые волосы, на лбу большие залысины. Тонкие губы, гусиные лапки вокруг глаз от улыбчивости, сами глаза то ли карие, то ли густо-синие.

Позже я зашла к директору, спросила, где он нашел программиста, на что начальник сослался на Асю Михайловну, мол, она порекомендовала.

В анкете, в графе семейное состояние Савелий написал: «женат», дети – «сын 18 лет, дочь 15 лет», знание иностранных языков – «на уровне интуиции».

Появление мужчины в нашем коллективе вызвало необычайное оживление у женской его части. Весь день ко мне бегали сотрудницы и делились своими впечатлениями. Почему-то все решили, что Савелий завязавший алкоголик, хотя одна из работниц предположила, что отеки вокруг глаз и небольшая краснота на щеках характерны при заболеваниях сердца. Но её версию отвергли сразу же, как менее романтичную.

Ближе к концу рабочего дня ко мне в кабинет заглянул парнишка из техподдержки: «Таш Влдимирна, идемте срочно в бухгалтерию. Вас вызывают». Оказалось, что там пьют чай с тортом, который купил Савелий. Он со всеми, кроме главного бухгалтера, умудрился сразу перейти на «ты», в общем, вел себя грамотно, как человек, не первый раз устраивающийся на работу.

Сначала я нарисовала геометрический узор, потом покрыла закорючками ещё один лист бумаги, заштриховала оба рисунка, вырвала их из нумерованного блокнота, скомкала, выбросила не глядя, пошла поглядеть, куда выбросила, нашла урну, положила в неё мокрые комочки бумаги, вздохнула и начала приставать к ладракарцам.

Мои соотечественники в общей массе законопослушны и любопытны. Здесь месяцами и годами не происходит никаких неожиданностей, преступлений, событий (не считая исчезновений – но молчок, эта тема под запретом!) и даже дорожных происшествий. Нет штатной полиции, лишь городские добровольные дружины, которые группами по три-пять человек с видимым удовольствием гуляют по выходным и разглядывают витрины магазинов. Отряд Брежатых «Стрепеты» считают скорее военным подразделением, потому что они практически не контактируют с обывателями: это стражи, лица, коим поручено сохранение государственных тайн. Брежатых ландракарцы видят только на парадах, да при передаче полномочий от почивших мэров к вновь назначенным.

Так как сегодня был будний день, а, значит, дружинники не гуляли по улицам, о параде не объявляли, и мэр этого городка был в полном здравии, получается, что мне ничто не могло помешать использовать любопытство местных жителей. Я пожалела, что поругалась с Михаэлем, потому что его фактура придала бы моей затее определенную солидность, а тембр голоса мог хорошо повлиять на женскую часть населения, внести нотку доверительности в общение.

Мне пришлось довольствоваться своим достаточно писклявым голосом, прежде чем я смогла привлечь внимание нескольких человек на городской площади, там, где мы с Михаэлем видели разлитие молочных рек этим утром. Я знала, что народ подтянется, потому что если стоят двое и о чём-то разговаривают, то третий непременно подойдет узнать, в чём дело. Чтобы меня было лучше слышно и видно, пришлось встать на каменную ограду, за которой кучно и колко росли кусты акации.

– Уважаемые граждане! В вашем городе проводиться первый в истории округа Кологрис суммированный учет населения по нескольким показателям, который позволит определить, какая улица вашего города самая удобная для проживания.

– У нас только две улицы – Набережная и Поселковая.

– Вот их мы и оценим по степени благополучия. Разделимся на две группы. Жители Набережной, пожалуйста, встаньте справа, а Поселковой – налево.

Народ поделился неравномерно, потому что мы находились именно на Поселковой улице: большинство, четверо из шести, шагнули в левую сторону.

– Вообще-то, я пообедать пришел в кафе, – начал оправдываться единственный представитель Набережной.

И правые, и левые повернули головы к мужчине в утепленной куртке, который остался стоять в центре. Тот развел руками:

– Я здесь проездом, но могу встать к Набережным, а то как-то несправедливо получается.

Я была уверена в успехе своего предприятия, поэтому начала опрос довольно бодро:

– Отвечайте на вопросы по очереди: сначала поселковые, потом набережники. Сколько школ на вашей улице?

– Одна.

– И у нас одна. В смысле одна школа на обе улицы.

– Хорошо. А медицинских учреждений сколько на каждой улице?

– Больница есть в соседнем городе – в десяти километрах, но доктор Вальсман лечит всех, если случай не тяжелый.

– Отлично! Полагаю, если на Поселковой улице есть кафетерий – отличный, кстати, там кофе, – то уж на Набережной обязательно должен быть ресторан, да не один.

– Один есть, но рестораном никак не назовешь. Марта готовит пироги и разносит их по конторам.

Делая вид, что записываю, я лихорадочно придумывала вопросы, которые могли бы вывести меня на нужный разговор. Похоже, в этом городке все наименования в моем предварительно составленном списке было представлены по одной штуке.

– Сколько дорожных происшествий случилось за последний месяц?

– А если шину у велосипеда спустило, считается?

– Нет, считаются только серьезные случаи.

– Тогда не было.

– Сколько человек упоминало Драконов во время разговоров в общественных местах?

Я подняла голову от блокнота, в котором чиркала хаос, и внимательно посмотрела в лица дюжины человек, что стояли передо мной. Я даже не заметила, когда подошли эти люди, такие молчаливые, со сжатыми губами, сумеречными взглядами. Только что все смеялись над моими глупыми и очевидными вопросами, а теперь ждут, что же я буду делать.

– Я Нумератор, государственный представитель, – отработанным движением руки я пустила солнечного зайчика в глаза своим респондентам. – Вы не разрешаете мне заходить в свои дома, чините препятствия исчислению пропавших. Поэтому здесь и сейчас я желаю знать, сколько за последнее время было исчезнувших на Поселковой улице, а сколько на Набережной.

Молчание толпы стало густым, вязким, смысловым. Я сопротивлялась нервному тику под глазом изо всех сил, как вдруг приглушенный вопрос долетел к моей стене из акаций:

– А за какое время надо считать?

– Сколько помните.

– Тогда на Набережной за пятнадцать лет пропало около восьми человек.

– Девять, если считать того полного мужика – он пропал раньше всех – лет семнадцать назад.

– А на Поселковой уже одиннадцать человек исчезли.

Я немного приободрилась:

– Кого пропало больше – мужчин или женщин?

– Наверно, мужчин.

– А одного из них, того, с густыми бровями, видели недавно в соседнем округе с молоденькой девушкой.